День 56. Стрельбы 5
"Всмысле блядь, водители и медики на стрельбище не едут.?", сказал я утром после наряда, когда вся моя рота грузилась в автобус. Оказалось, что в батальйоне осталось катастрофически мало патронов, и комбат решил, что медики должны лечить, а водители водить, и уметь стрелять им всем нахер не упёрлось.
Я пробовал порешать, чтоб вчерашний обмен калашматами откатить на день вперёд, на что комвзвода мне сказал, что я по документам в штабе уже 20 дней как водитель, а списки на стрельбы утверждаются именно по этим документам. Поэтому не имеет значения, какой именно калашмат у меня в руках сегодня или вчера - мне все равно дорога на стрельбище закрыта, из-за тупой лотерейки от комбата.
Не будут стрелять командиры отделений, командиры взводов, медики и водители. Есть надежда, что для нас выделят отдельный день на стрельбище, если штаб батальйона наколядует где-то ещё жменю патронов. Бо сейчас во Львове патронов нихера не осталось, т.к. на бамбасе орки пошли в массовый раш, и все припасы сейчас пересылают максимально быстро именно туда. Что логично.
Сборы были в 6:30, в 7 утра, как ни странно, только наша рота по утвержденным спискам ровно 50 человек спаковалась в автобус и отчалила на полигон. Я сходил узнал как мне последний эпизод своего наряда закрыть, если 11 из 12 тех кто был в наряде свалили на стрельбище, а вместо нас в наряд зашла 1-ая рота. Естественно я не мог нести наряд вместе с чуваками из другой роты, и мне сказали что я свободен.
Я вернулся в расположение взвода, достал матрас, разулся, вытянулся и наконец, в окутавшей меня лёгкой тишине, медитативно задремал. Один из тех двух зелёных чуваков, которые пришли в часть из военкомата пару дней назад (и поэтому им не приписали ещё калашматы, и соответственно не пустили на полигон) заглянул ко мне, удивился чё я тут развалился - говорит нас же отпустили, на кп1 сказали что уже все списки на увольнение у них есть, и демонстративно начал одевать курточку и рюкзачёк.
Я лишь устало улыбнулся - чувак ничего не знал про то, что скорее всего на кп1 есть конечно все списки, правда только кроме 4-ой роты, и нам предстояло дождаться сначала построения в 8:30 (где-то через час), после этого минимум полчаса нарады в штабе с комбатом, и только потом, если у него будет хорошее настроение, комбат подпишет нашему ротному списки на увольнение проклятой 4-ой роты.
Зелёный чувак весело сказал "пока", и ушуршал. Через 5 минут вернулся очень грустный, спросил "а как же так.?" и медленно осел на табуретку. У чувака впереди был долгий путь через гнев, торг, отрицание и только через месяц наверное - принятие существования в густом, тяжёлом тумане тыловой военной бюрократии.
Списки подписали после 9 утра - через два часа после того, как мы официально могли ушуршать по домам ещё в 7:00. Я обулся и вышел на свободу.